Красный террор на Печоре

Первые факты репрессий на Печоре относятся к июню 1918г. 2 июня 1918г. верхнепечорские волости выехал Пермский экспедиционный отряд губчека под руководством некоего Семенова. Отряд имел четкие цели: «Организация местных чрезвычкомов, перевыборы кулацких Советов, разоружение отрядов белой армии, конфискация звонкой монеты, товаров и припасов у кулаков». Газета «Известия Пермского губернского исполкома Рабочих, Крестьянских и Армейских депутатов» в номере от 1 сентября 1918 г. так писала о действиях Семенова на верхней Печоре: «Экспедиция навела свои порядки, поарестовала некоторых кулаков из наиболее сознательно-контрреволюционных; собирали сходы, на которых в популярной форме излагалась сущность советской власти. Говорить приходилось с переводчиком, так как громадный процент населения даже не понимает русского языка... Пермская экспедиция работала вместе с Екатеринбургской, посланной для перевыборов Советов и национализации пароходства на Печоре. В результате 20-дневной работы было найдено: 25 винтовок, около 50 револьверов, около трех пудов золота, серебра около пуда и восемь пудов медной монеты». Газета информировала, что в сентябре отряд Семенова снова выехал на Печору.

Имеются свидетельства очевидцев о развязанном пермскими чекистами «красном терроре» на верхней Печоре. В Савиноборе, например, отряд Семенова расстрелял В.К.Мезенцева и А.Е.Попова, трупы их были сброшены в Печору. Председатель Савиноборского волисполкома А.П.Мезенцев, наверное, обвиненный в принадлежности к кулачеству, был арестован и увезен в неизвестном направлении. (По другой информации, эти же действия в июне 1918 г. совершил в Савиноборе отряд под командованием Э.Ф.Аппоги). Почти одновременно с Семеновым на нижней Печоре находился архангельский экспедиционный отряд С.Н. Ларионова. Ларионов собрал в Мохче крестьянский сход и потребовал выдать ему убийц Зыкова. Сход отказался это сделать. Тогда Ларионов арестовал двух самых богатых граждан волости Хозяинова и Терентьева и расстрелял их. В ответ на робкую просьбу мохченского общества заменить расстрел денежной контрибуцией один из красноармейцев ларионовского отряда заметил: «Мы приехали не продавать своих товарищей за деньги, а устанавливать революционную законность».

Дальнейший террор на Печоре связан с именем Морица Мендельбаума. После захвата Усть-Цильмы красными под руководством Мендельбаума и братьев Аппога 27 сентября 1918г. в селе начались аресты, расстрелы, конфискации. На месте расстреляли хозяина дома, где размещался штаб белой дружины самообороны. Народный судья Г. Филипов по приказу братьев Аппога был пропущен «сквозь строй» - на протяжении 250 сажень судью провели между двумя шеренгами красноармейцев с нагайками в руках. Под конец пути избиваемый Филипов свалился. Аппога хотели растоптать его лошадьми, но животные не пошли на человека. Тогда судью добили выстрелами из револьверов. В числе арестованных оказались правительственный комиссар уезда Г. Козлов, председатель продовольственного комитета В.М. Воробьев, священник Анфал Суровцев, инспектор народных училищ Долинов, казначей Семиряков, подпрапорщик Красиков позже в других селах. Причем Красикова выводили на расстрел дважды.

Вдова Козлова в своих воспоминаниях , опубликованных на страницах архангельской газеты «Северное утро» в номере от 4 марта (19 февраля) 1919г., так писала об обстоятельствах смерти своего мужа: «Был конец сентября. Однажды муж поздно вернулся домой. Обходил караулы. Лишь только под утро заснул. Вдруг стук в двери. Прибежал знакомый. Вид его был встревоженный. Оказалось, большевики, засыпая (так в тексте – авт.) из пулеметов наши маленькие отряды, слабо вооруженные, заставили их отойти и уже входили в наше село. Лишь только я поднялась, на вышку, чтобы посмотреть, вижу: толпа точно каких-то разбойников окружило наш дом. В руках ружья, у поясов револьверы и ножи. Ломятся в двери. Ломятся. Кричат. Ворвались. Как звери набросились на нас. Несколько большевиков окружили нас. – Бейте её, бабу! Один конец им всем! – кричит. Проснулась наша девочка. Выбежала и испугалась. Крикнула и бросилась к нам с плачем. Какой-то красноармеец отбросил её в сторону. – Пристукните эту тварь, товарищ, - крикнул один из большевиков, роясь у нас в шкафу и засовывая в карманы подвернувшиеся ему под руки чайные ложки. В одном месте ломали шкаф и вытаскивали наше бельё и одежду, в другом опрокидывали столы и рылись, отыскивая деньги. Крик, шум разбиваемой посуды, снование озверевших людей. Среди разгрома и хаоса усадили моего мужа и заставили писать. Он надел очки… Вдруг какая-то зверская рожа как ударит моего мужа по лицу… и другой, и третий. Наносят удары по глазам. Разбили очки. Смятая оправа далеко отлетела в сторону. Я рванулась к мужу, но тут же упала от посыпавшихся на меня ударов. Ныло тело. Бегали красноармейцы, вынося из нашей квартиры все, что только могли. Открытыми дверями врывался холод. Валялись обломки посуды, просыпанная мука, случайно оброненный платок и разбросанные бумаги. Вошел ихний офицер. Белобрысый весь, говорит как латыш. Прошел несколько раз по комнатам, веселый. Потирает руки. Повели моего мужа. Снова хлещут его по лицу. Пинают. 10 дней его пороли. Бьют до изнеможения. Дадут стакан воды и снова избивают. Измучили совсем. Потом стали убивать. Раз выстрелили. Он закричал от боли. Помедлили. Оставили биться на земле. Тяжело страдал. Дали второй выстрел. Он забился еще сильней и страшно закричал. Не дают умереть, нарочно мучают. И только с третьего выстрела добили и сбросили в реку. Не дали похоронить».

О смерти священника Суровцева газета «Северное утро» писала в номере от 23 (10) февраля 1919 г.: «Настоятель Усть-Цилемского собора о. Анфал Суровцев претерпел от большевиков мученическую смерть: захваченному в конце сентября о. Анфалу Суровцеву сначала причинили невыразимые страдания, так как целых 10 дней его били нещадно плетьми, потом постепенно отрезали нос, уши, вырвали язык, застрелили на борту парохода и сбросили в реку».

Архангельская газета «Северное утро» в номере от 9 февраля (27 января) 1919 г. так писала об освобождении Печорского уезда от красных: «До освобождения от большевиков в конце ноября минувшего года Печорский край нашей губернии переживал дни сплошного ужаса. В крае неистовствовали красноармейские банды. В конце ноября партизаны из с. Усть-Вашка Мезенского уезда заняли Усть-Цильму. К ним присоединились для общей борьбы крестьяне из деревень с реки Цильмы. Эти действия добровольцев под руководством героев-офицеров принесли несчастным жителям Усть-Цильмы невыразимую радость: открылись двери тюрьмы, выпущены были на свободу 40 или более узников, которые плакали от неожиданной радости освобождения, ибо все они были перед этим приговорены большевиками к смерти. Большая часть спасенных были люди пожилые. Многие из этих несчастных людей перед тюремным заключением были подвергнуты унизительным для человеческого достоинства истязаниям: захваченных граждан пороли плетьми, затем раны их посыпали солью, смачивая водой, и снова пороли. Очевидец этих ранений, рассказывавший нам о зверствах большевиков, говорит, что он пришел в ужас, когда увидел исполосованные спины, представлявшие одну сплошную, кровавую рану... у некоторых оказались сломанные ребра, у иных оставались еще в теле пули... Уже уходя из Усть- Цильмы, большевики успели утопить двоих граждан в проруби. После Усть-Цильмы было освобождено с. Красноборск. Здесь происходили те же ужасы, что и в Усть- Цильме. Всего подвергшихся истязаниям, о которых сказано выше, было свыше 100 человек. Очень характерным является истязание большевиками Георгиевского кавалера Конона Филиппова, имевшего несколько медалей и четыре Георгиевских креста. Большевики требовали от него, чтобы он отдал им боевые награды. Герой отказался. Тогда его начали пытать: били, драли, топтали и совершенно искалечили... Убитые, изувеченные и искалеченные ограблены были дотла. У всех забрали имущество, угнан скот, отняты денежные сбережения... В дер. Галовской большевики ограбили местных жителей примерно на полтора миллиона... Издевательства и насилие соединялись с кощунством... В Галовском было запрещено звонить в колокола и на них был наложен арест, и только после освобождения села народ выразил свою радость по случаю свержения ненавистного ига торжественным колокольным звоном... Ряд зверств большевиков испытали и с. Ижма и Мохча...».

После ухода красных в апреле 1919 г. с Печоры в Печорском уезде была создана специальная комиссия по оказанию денежной компенсации жертвам советских репрессий. Документы этой комиссии хранятся в фонде 1316 Национального архива Республики Коми. Не было на Печоре ни одной деревни, где бы красноармейцы не произвели реквизиций и конфискаций, а попросту грабежа в свою пользу. В течение зимы 1918/1919 г. красные забирали у населения все, начиная от ложек и вилок и кончая коровами и лошадьми. А.П. Рочева из Усть-Усы жаловалась в Усть-Цилемскую Земскую управу, что в декабре 1918 г. красноармейцы увели у нее корову, забрали шесть сарафанов, женскую шубку, одеяло. У крестьянина Е.Г. Кожевина из Брыкаланска отобрали лошадь, овцу, забрали хомут, вожжи, топор, брюки, два шелковых платка, женскую кофту, женскую шубку, пару женских чулков. У А.Н. Терентьева конфисковали малицу, 30 аршин сатина, брюки, крест с цепочкой, два кольца, тарелку, два куска мыла, увели со двора лошадь. И.Х. Терентьев лишился трех охотничьих ружей, пяти фунтов дроби, двух фунтов пороха, двух возов сена, розвалей, рукавиц. Инвалид Н.К. Артеев из того же Брыкаланска сообщал что красные увезли у него пять возов сена. У Р.С. Рочева в марте 1919 г. изъяли хомут, вожжи, три веревки. У Г.И. Канева из Кипиево увели лошадь, забрали две пары брюк, настенные часы, сорок возов сена, 25 пар рябчиков. У И.М. Канева красноармейцы забрали пару детских сапог. Его однофамилец из того же Кипиева лишился швейной машинки, трех серебряных крестов, пяти брюк, четырех ножниц двух кальсон, двух топоров, 10 фунтов масла, трех фунтов чая, всех вилок, ложек и столовых ножей. У крестьянина И.В. Вокуева из д. Захарвань в декабре 1918 г. красноармейцы перебили все окна в доме, забили на мясо корову. В д. Мутный Материк красноармейцы сожгли дом Е.М. Семяшкина. В Усть-Усе у торговки И.Г. Рочевой конфисковали 15 пудов масла, три ящика спичек, 60 пудов рыбы, пять брюк, три пары валенок, три женские рубашки, три женские шубы, три одеяла и т.д. У А.И. Фирсовой из той же Усть-Усы красноармейцы забрали малицу, шелковый сарафан, катушку ниток и пять ложек. У Д.А. Дьячковой увели со двора корову, забрали три пары пим, валенки, две сатиновые женские рубашки, шесть пар нижнего белья, золотое кольцо, три шелковых платка, два ремня и т.д. Подобный разбой творился в Мохче, Сизябске, Бакуре, Ижме, Галово и во всех других местах, где стояли красноармейские гарнизоны.

Массовые репрессии красные провели в Брыкаланске. К.И. Попов в своих воспоминаниях особо отмечал, что «в селе Кычкар... Мандельбаум много расстрел здесь людей». Сохранились свидетельства о расстреле семьи Ф.Л. Кожевина (отца, матери и старшего брата). Были расстреляны муж А.В. Торопиной, сын И.К. Сметанина. В Кипиево красные расстреляли двух сыновей Ф.Е. Ануфриева. Население Ижемского района выполняло ряд военных повинностей для красных, в том числе участвовало в фортификационных и саперных работах. Сохранились документы Мохченского волисполкома, из которых следует, что почти ежедневно в течение зимы в Ижму уходило в распоряжение саперной команды красных по 63-65человек. Принимали участие в подневольной работе на красных и арестанты ижемской тюрьмы. По свидетельству А.А. Терентьевой, «пищу [арестантам] выдавали весьма скудную... были изнурены». Впоследствии двое заключенных (белогвардеецА.П. Терентьев и лесничий Никонов) умерли от истощения. Во время эвакуации Ижмо-Печорского полка на Вычегду были вывезены заложники, насильно уведены из родных мест все медицинские работники.
Направленный на Печору с инспекцией помощник начальника Архангельской губернии Б.В. Романов отправил в Архангельск отчет, где писал об ужасах «красного террора» в Печорском уезде: «Установлены следующие факты из действий большевиков в районе Ижмы, при посещении его 3-го апреля, т. е. через два дня после ухода большевиков.

1) Расстрелы и убийства могут быть подразделены на три категории: первая - месть и устрашение, активный расстрел, пытки и издевательства; вторая - расстрел по обвинению в чем-нибудь производился ночами; третья - убийство тайком, без шума, когда первые два повода отсутствуют, а люди казались опасными. Среди жертв первой категории много родственников наших партизан. Из числа их жена убитого в бою под Ижмой прапорщика Хозяинова, расстреляна после того, как ее восьмилетняя дочь убита 8-ю штыковыми ударами. Вторая группа наиболее многочисленна. Обвинение - обычно в контрреволюции. К третьему способу прибегали особенно в конце, перед уходом, очевидно боясь со стороны населения взрыва отчаяния; так была убита группа солдат, вернувшаяся из немецкого плена и отказавшаяся поступить на службу красных. Всех их скопилось в Ижме до 50 человек, по уходе красных остался один. Едва ли красные увели с собою хоть кого-нибудь, вероятнее, все убиты или брошены в прорубь. Число убитых установить было невозможно, да едва ли и будет когда-либо, так как бросание в прорубь практиковалось параллельно с убийством. Лично я видел более 50 трупов, из них до 25 в одной общей могиле, разрытой жителями, остальных просто брошенных на и вокруг кладбища. Узнать никого нельзя; кто не обезображен, тот поеден собаками.

2) Отношение большевиков к царившему среди населения голоду самое хладнокровное. Все съедобное вначале отбиралось у населения оптом. В дальнейшем остатки разыскивались по инициативе отдельных красноармейцев. Случаи угроз, побоев и насилия при этом неисчислимы. Хотя население не имело возможности ни защищаться, ни даже протестовать, набеги производились чаще ночами, что особенно отразилось на детях (видел сошедшего с ума 14-летнего мальчика). Коров в деревне осталось ничтожное количество. Молоко от них систематически отбиралось красными до последней минуты. В домах, где не осталось ни одной целой вещи, стояли недопитые бутылки молока, которые я видел 3 апреля. Жители в последнее время питались собачиной, редко кониной. Солома почти вся съедена еще в начале марта. Красные в то же время имели хлеб (от 1/4 фунта в начале до 1/2 в конце), мясо в изобилии, т. к. резали скот, не считаясь ни с чем; и рыбу, которую привозили с Печоры, пока не были заняты Кычкар и Кожва. От голода особенно пострадало село Мохча, где умерло к 1 апреля до 100 чел., и где должен был умереть еще не один десяток почерневших и опухших людей, для которых освобождение опоздало. Немногим лучше было положение семей сторонников красных, покинувших район вместе с большевиками.

3) Весь район, богатейшая часть Печорского уезда, подвергся полному и совершенному разграблению и погрому. Взято все, что имело какую-нибудь ценность. Вся домашняя утварь, вся одежда, кроме той, что на людях, все меха и, конечно все деньги и ценности, которые систематически разыскивались в домах. (В Ижме уцелел один самовар, хозяин которого догадался выломать кран). В большинства сколько-нибудь богатых домов вся обстановка разгромлена. Я видел дом, в котором ни одной ножки стульев, столов, кроватей не оставлено целой. Из всех шкафов, комодов все увезено чисто. Лошади угнаны почти все. В селе Ижме осталось 5 лошадей. Обоз большевиков состоял из 1500 подвод, растянувшихся на 30 верст. Говорилось, что на дом будет оставлено по одной корове, но на деле много домов без скота, а уцелевшая скотина еле держится на ногах, т.к. за сеном для скота ездить было не на чем - все лошади работали на большевиков. Часть населения, семьи и родственники красных, добровольно ушли, боясь мести; многие были уведены насильно, как, например, фельдшерский персонал. Врач оставлен лишь потому, что болел сыпным тифом. Уведены почти все девушки, до того распределенные между красными. Большевики изображали себя футуристами. Раскрашенные физиономии, женские наряды, всякие пестрые ленты, нашитые в большом количестве на одежде, и другие юродства были обычны и имели особенно отвратительный вид среди шатающегося от голода населения и непогребенных трупов, население почти не выходило из домов. В сумерки стреляли без предупреждения по каждому прохожему, по каждому освещенному окну. Терроризированное население встретило белых колокольным звоном, а затем разошлось по домам и снова впало в глубокую апатию».

Временно исполняющий обязанности настоятеля Усть-Цилемского соборного прихода священник Иоанн Серебренников представил в Архангельский Епархиальный Совет рапорт о жертвах «красного террора» среди лиц духовного звания в Печорском уезде за первые месяцы 1919 г.:« 9 января ст. ст. священник Кипиевского прихода о.Владимир Зуев был взят красноармейцами и увезен в Кычкар и здесь выстрелом из ружья - разрывной пулей в голову - убит. Умер он, как говорят очевидцы, от руки своего прихожанина, ставшего красноармейцем, истинно геройски: «Благоговейно перекрестившись, он благословил по направлению с. Кипиево. Красноармеец грубо закричал на него: «что ты машешь рукой», прибавив к этому площадную брань. Раздался выстрел и о. Владимира не стало. Тело священномученика две недели валялось на снегу и после того, как жена почившего уплатила красноармейцам 800 рублей, дали ей возможность положить в могилу. После ухода красных о. Владимир похоронен в ограде Кипиевской церкви 7 марта о. Николаем Истоминым. Все имущество о. Владимира Зуева разграблено красноармейцами.

Второю жертвой духовенства стал 19 февраля ст. ст. псаломщик Кычкарского прихода Петр Алексеевич Таратин, преклонных лет старец (св.70 лет). Его красноармейцы расстреляли в лесу за то, что будто бы он радовался приближению белоармейцев. Его также похоронил 11 марта ст. ст. священник Кычкарского прихода о. Николай Истомин. После почившего Петра Алексеевича осталась многочисленная семья: старший сын в белоармейцах, второй сын взят красноармейцами и увезен в Ижму, где и расстрелян. Вечная память мученикам. В Ижемском районе духовенству грозит от красноармейцев страшная опасность и едва ли кто из них останется в живых, так как красные озверели... Священник Бакуринского прихода на Печоре о. Иосиф Распутин был схвачен красноармейцами, увезен в Ижму и там, привязанный к телеграфному столбу - расстрелян. Несмотря на мольбы жителей, его не дозволили похоронить. Труп священника был обглодан собаками. О. Иосиф прослужил в этом приходе 23 года, за мягкость и кротость характера был особенно уважаем прихожанами...». Голодной смертью, специально инспирированной большевиками, 9 марта 1919 г. умер благочинный о. В.Новиков.

Массовый террор красными творился в отношении пленных белогвардейцев. Красный партизан В.Е. Юдин открыто признал после гражданской войны, что «в плен, конечно, мы не брали», пленных расстреливали. В декабре 1918 г. в Ляпино по приказу Мандельбаума было расстреляно 14 пленных, добиты все раненые белые. В Ижме в конце декабря 1918 г. все пленные белогвардейцы были расстреляны (число не установлено).
Печорская ЧК была создана, по всей видимости, Мандельбаумом в 1919 г. После удаления Мандельбаума ее возглавил А.Г. Колпаков. Он сообщал, что в январе 1919 г. в распоряжении Печорской ЧК 36 арестантов. Судьба их неизвестна.

Институт языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН, Сыктывкар
И. Л. Жеребцов, д.и.н., М.В. Таскаев, к.и.н.